Режевские легенды, предания и сказы
Побоище
Как мы помним, наиболее кровавыми для режевских мест стали набеги кочевников 1662 и 1663 годов: события того и другого нашествий за давностью лет подчас переплелись в местном фольклоре, но оставили в нем заметный след, как и в местных названиях.
Прошли годы. Россия всегда умела принять в свое лоно людей разной веры и крови, принять, подстроившись под их нравы и обычаи, без этого не возникла бы столь обширная держава. Прошло время, замирились башкиры, русские и татары, стали соседями. Вместе пахали, сеяли, занимались ремеслами, рукоделием, растили детей, отдыхали… и воевали, когда Родина призывала. Мудрость предков показывает нам, что гармоничные межнациональные отношения один из краеугольных камней, на которых держится Россия.
Ю. Г. Сеначин
За други своя: Побоище
А что же Олег, которого дед Самуил за подмогой в монастырь на реку Нейву отправил.
Плюхнувшись на землю у куста, видит он, как дед Самуил смело прошел от него навстречу кочевникам, отвлекая их от юноши. Ползком Олег скрылся за густым шиповником, вскочив, уже невидимый для врагов, устремился в лес. Учуяв на опушке крадущегося человека, кони запохрапывали в беспокойстве. Олег сразу заметил черного жеребца в стаде. Концы уздечки надежно закреплены вокруг шеи. Путы прочно обвивали передние ноги коня. Видимо, на нем собирался кто-то ехать раньше окончания пастьбы. Уж кто-кто, а ребятня знала клички всех слободских коней и кто их хозяин.
-Воронко… Воронко… — полушепотом позвал Олег коня дядьки Николая.
Вытянулась морда к ладони парня в ожидании угощения. Вот и уздечка развязана. Снять с ноги путы – дело моментальное. Стоит только выдавить узел в петлю, и ноги свободны. Остальные лошади, посмотрев вслед, равнодушно принялись жевать траву. Перейдя ложбинку с речкой, Олег вскочил на коня и на лесной дороге по Косому камню опустил повод.
Что же ребята в лесу, как там Любашка? Конечно, они слышали набат и стрельбу пушкаря. Парни, наверно, отвели девок в расщелины через Реж за Катыши, а сами к слободе будут подбираться, дружинников и казаков искать. Недолго отдохнули Олег с Воронком в тиши ночи. Конь в потемках поел, а парню и ягоды не видно. Так, вздремнул. Животное, словно понимая беду, дышит в ухо сморенному парню: вставай, вставай, светает уж. А может, все еще на гостинец надеется, на угощение…
Опять цокают копыта по редкоезженой дороге: «Беда-беда-беда…» Только к обеду второго дня вынес Воронко Олега к берегу Нейвы. На противоположном берегу высится недостроенный еще храм. Послушник запоздало выбирает сеть из реки. Увидев всадника, не подъезжающего к реке – враз коня-то запалишь, дав напиться после такой скачки – послушник бросил обратно сеть и стал грести к посланцу. Короткой фразы было достаточно, чтобы он понял масштаб беды. Указав Олегу, как скакать в Невьянский Богоявленский монастырь, который теперь уже недалече, верст десять, послушник поехал будоражить селение.
Игумен монастыря отец Иов слушал Олега в трапезной и понукал паренька:
— Ешь, ешь, раб Божий. Пушки-то есть у бусурман?
— Я не видел, отче.
Во дворе монастыря слышался суетный шум тревожных сборов.
— Коня тебе сменим. Не пускать бы тебя, да дорогу ты покороче знаешь. Веди монахов. Господь с тобою. А про тайный вход вражинам ведомо? Да, верно, откуда тебе знать… Выйдешь с братией теперь же. Спать уж некогда, и ночью без остановок. Подремлешь в седле, чай, не один теперь едешь. Оно и потерпишь, молод, силен. Ступай, собирайся. Другой отряд по поселениям к вечеру соберем. И твоего коня с ними отправим.
Никогда не была праздной монашеская жизнь. Служение богу – это великий труд. Монастыри всегда были центром культуры государства. Отсюда шло просвещение народа. Выбрать минутку для праздного безделья для монаха немыслимое понятие. И на защите веры, царя и Отечества эти скромные Божии служители также были впереди. И не простыми, а знающими и храбрыми воинами. Неспроста инок Богоявленского монастыря святой Далмат почитается на Урале покровителем воинов. Любому врагу страшен был отряд монахов, в сече за други своя голов не жалеющих.
***
Две ночи вслед за нашествием горела Арамашевская слобода, догорала и Казанская церковь. Некому было тушить пожарища. В уцелевших дворах – плач женщин и ребятишек, согнанных для увода в плен. Несколько раненых мужчин-русичей были закованы в колоды. Кочевники делили награбленное крестьянское добро и скот. Завтра они собирались покинуть слободу.
Во все времена завоевателей губило пристрастие к горячительным напиткам. Так и на этот раз. Награбив по дворам огненной воды и упившись, кочевники и их союзники крепко заснули и не слыхали, как русские воины отвалили камень у входа из пещеры. Вброд перешли реку, и в молчаливом сосредоточении рассекались шатры саблями русичей.
Добрую половину завоевателей уничтожили в молчании, а когда поднялся шум, уже некем было командовать Музачиру, сыну Асылкхана. Сам Асылкхан накануне покинул лагерь с большей частью своих воинов и пленных. Много было взято в плен кочевников, в их числе и Музачир. Вогулы и остяки предпочли не защищаться, а сдаться на милость русским воинам: уверяя, что более не поднимут сабель на русские поселения.
Лишь после разгрома кочевников через рассказы пленных выяснили, что все окрестные деревни сожжены, а крестьяне убиты или уведены в полон, узнали, как в Покровском вместе с церковью сожгли закрывшихся в ней стариков, женщин и ребятишек. Известной стала и история о Парфене Мантурове из Мироновой. Увидав вдали приближающихся кочевников, Парфен спрятал маленького сынишку, а сам вместе с женой Авдотьей, отвлекая внимание врагов, побежал к Режу. У обрывистого берега, на вершине скалы, их настигли кочевники. Парфен в неравной схватке погиб, а жена его попала в плен. Пройдут годы, века, а скалу ту на Реже, возле Мироновой, до сих пор Мантуровым камнем величают.
Все это русские узнали еще до решающего сражения, когда на огромном поле у Гостьковой сошлось русское воинство и отряд воинов Асылкхана. Целый день длилось то сражение, и лишь темнота развела противников. Кочевникам пришлось отступить, отпустив всех пленных. В большой братской могиле русские похоронили павших воинов, насыпав над могилой большой курган. С тех пор то поле у Гостьковой Побоищем зовется. Позднее над курганом возвели часовню Георгия Победоносца, разрушенную в 1930-е годы.
***
Три года прошло после страшного набега Асылкхана. За эти годы слобода пополнилась новыми ее обитателями – казаками и крестьянами. Заново отстроена церковь. Поправлены башни и частокол острога.
Белыми бревнами Арамашевская слобода напоминает строения первых поселенцев, когда-то пришедших сюда. На погосте за острогом прибавились новые могилы погибших воинов и крестьян – защитников поселения. Среди них рядом – кресты на могилах подъесаула Гурия и пушкаря Авдея. Помнят своих героев благодарные арамашевцы. Улицу, где стоял дом Авдея, называют не иначе, как Пушкарева улица. Легкий ветерок теплого нынче осеннего дня шевелил ласково платье невесты Любанечки, стоящей с Олегом в задумчивости над могилами погибших за други своя. Молодые только что вышли из церкви после венчания. Они вместе почти со всем селом склонили головы перед свежей частью кладбища, где покоятся и их родители, отец Любы и мать Олега.
Олегу с Любовью пришлось повременить со свадьбой целых три бесконечных года, пока отстроили, отремонтировали дворы их родителей. Вспоминает Олег, как сразу после боя, не замечая легкой раны на руке, устремился за Косой камень. По катышам перебрался на другой берег. В расщелинах скал, в глубоком темном овраге нашел спасающихся от набега врагов семерых зареванных девиц и четырех ребятишек. Любаша первая, узнав его, бросилась навстречу с протянутыми руками, обхватив Олега, повалилась на колени почти в бесчувствии. Вспоминает Олег, как резанул по ушам первый выстрел пушкаря из острога, от которого мысль о милушке отступила куда-то вглубь до тех пор, пока, перебравшись на коне через реку, опомнился он, в какой беде сейчас и его Любаша. Но сознание долбило в голове одну мысль вместе с цоканьем копыт: скорей, скорей, скорей… Скорей за спасательной помощью.
Много русичей полегло в те дни в Арамашевской слободе. Но и то, слава Богу, что ни один житель не был уведен в плен насильно – все пленники были отпущены после разгрома Асылкхана.
Так и стоит до сих пор Арамашево – древний форпост южных границ России, символ непобедимой стойкости. На вершине Церковного камня, где когда-то стояла деревянная крепость, возвышается красивый храм, освященный в честь иконы Казанской Божией Матери.
